ОБОЛГАННАЯ ПРОГРАММА

Алексей Пригарин:
К сорокалетию XXII Съезда КПСС

А для меня – это Программа, отражающая и выражающая живую мысль и душу марксизма, его гуманистическую и революционную суть. Это Программа моей молодости, моей и моего поколения уверенности в будущем, преданном партийной бюрократией. Это моя Программа, и я буду защищать ее – как человек кровно заинтересованный – не беспристрастно, но опираясь прежде всего на то, что в ней реально содержится. Однако дело не сводится только к защите ее “чести и достоинства”. Главное в другом.

Сегодня, когда наша Родина уже десять лет как порабощена капитализмом, мы, коммунисты, поглощенные неравной борьбой с режимом, за проблемами текущего дня перестали видеть перспективу. Даже ближние подступы к коммунизму многим кажутся несбыточной мечтой. Недаром ни одна из компартий, в том числе и наша РКП-КПСС, не включила в свою программу хотя бы в самом общем виде, как не имеющих практического значения, представлений о путях перехода от социализма к коммунизму.

Но вспомните, наступление реакции на социализм развивалось по трем главным направлениям: критика трагедий прошлого (ГУЛАГ), трудностей настоящего (дефицит) и принципиальной неосуществимости коммунистического будущего (Утопия). И вот, переходя в контрнаступление, защищая от очернения нашу историю, раскрывая людям глаза на причины и следствия продолжающейся катастрофы, мы крайне слабо боремся на третьем направлении. Потому что наши призывы просто восстановить социализм правильны, необходимы, но недостаточны. Режим уже доказал свою неспособность выдвинуть “национальную идею”, сформулировать положительный “идеал” для общества. Иначе и быть не могло. Ну, а мы?

Наша уверенность в будущем основывается на науке. Каким бы ни был масштаб поражения, но сегодняшний мир ближе к коммунизму, чем во времена Маркса. И реальность этого “завтра” отражена в принятой 40 лет назад Программе КПСС.

Пусть в ней есть и наивные вещи, пусть многое написано “номенклатурно партийным” языком того времени, но прочтите ее заново, свежим взглядом и вы получите мощный заряд оптимизма. Вы убедитесь, что цели, провозглашенные в ней, вовсе не были “ненаучной фантастикой” и, тем более, социальной демагогией, как нам вбивают в головы разноцветные политики с обывательским видением мира.

Центр Программы – ее социально экономические цели и рубежи, которые должна была достичь наша страна. Если сформулировать их коротко, то это – выход на ближние подступы к коммунизму. Один из главных мифов, который используют противники Программы состоит в том, будто она намечала (и обещала!) за 20 лет построить в Советском Союзе полный коммунизм. Но ничего подобного в ней нет!

Читайте сами:

“За второе десятилетие... будут созданы материальные предпосылки для перехода в последующий период к коммунистическому принципу распределения по потребностям”. (Материалы XXII Съезда КПСС, стр. 394. М. Госполитиздат,1961 год.) И еще: “В результате выполнения задач, намечаемых партией... Советский Союз значительно продвинется по пути практического осуществления коммунистического принципа распределения по потребностям” (там же, стр. 390). Разве не ясно? “Значительно продвинется... для перехода в последующий период”!

Зато впервые в истории (потому, что ни Марксом, ни Лениным, ни Сталиным это не рассматривалось) в Программе с безукоризненной логикой был определен комплекс конкретных задач, выполнение которых непосредственно приближало нас к распределению по потребностям.

Рост уровня жизни должен был идти двумя путями. Во первых, через повышение индивидуальной оплаты труда в сочетании со снижением цен. Одновременно сокращалась бы разница между высокими и сравнительно низкими доходами. Этот, в известной мере, традиционный путь был уже хорошо освоен в ходе социалистического строительства.

Второй – главный – путь вытекал из самой природы коммунистического общества. Это расширение общественных фондов потребления. Здесь Программа предусматривала поистине революционные сдвиги. Вот несколько примеров:

“Каждая семья, включая семьи молодоженов, будет иметь благоустроенную квартиру... пользование жилищем постепенно станет бесплатным для всех граждан”.

“Сокращение рабочего дня и значительное повышение жизненного уровня всего населения создадут условия для получения высшего или среднего специального образования всеми кто желает учиться”. (Далее я позволю себе не ссылаться на соответствующие страницы Материалов ХХII Съезда, – любопытные легко найдут их сами в этом достаточно компактном документе).

Естественно, это не все, что намечено Программой в социальной сфере. В ней – и сокращение рабочего дня, и развитие общественного питания, и охрана материнства, и спорт, и туризм и многое другое. Я выбрал те фрагменты, в которых виден конкретный “механизм” последовательного внедрения в повседневную жизнь великого принципа распределения по потребности.

Спрашивается, есть ли в них хоть что-нибудь утопическое?

Разве мы до сих пор, несмотря на многократное повышение цен, не оплачиваем всего немногим более двадцати процентов от стоимости коммунальных услуг? (Вызывая, кстати у режима острое желание покончить как можно быстрее с этим пережитком социализма и заставить нас платить все 100%). Разве бесплатная одежда и питание для школьников не были провозглашены еще второй Программой РКП(б) в 1919 году? Разве все перечисленные “ростки коммунизма” не были действительно “зримыми”, не начинали в той или иной степени реализовываться на наших глазах?

В итоге, если в 1960 году выплаты и льготы из общественных фондов занимали четверть в общих доходах населения, то после выполнения Программы они составили бы половину всей этой суммы. Иначе говоря, сфера распределения по потребностям сравнялась бы со сферой распределения по труду. Но и не более. “Переход к коммунистическому распределению завершится после того, как принцип распределения по труду исчерпает себя до дна”.

В этом смысле, несколько огрубляя проблему, можно говорить о том, что к 1980 году в стране должен был сложиться “полукоммунизм” при сохранении “полусоциализма”. И при явной неуклюжести этой формулы, она отражает объективную истину – между низшей и высшей стадиями коммунистического общества нет китайской стены. Перерастание социализма в полный коммунизм может идти только постепенно, шаг за шагом, с разной “скоростью” по отдельным направлениям.

Зыбкость, неопределенность границы между низшей и высшей стадиями коммунизма и дала возможность выдвинуть звонкий лозунг: “Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме”. Это, безусловно, стало ошибкой, использованной затем нашими врагами со стопроцентной полнотой и эффективностью. И все же...

Конечно, до тех пор, пока значительная часть фонда потребления распределяется по труду, полного коммунизма еще нет, но есть истина и в афоризме, ставшим популярным в последние, недобрые годы: “Мы жили при коммунизме, только не знали об этом”.

Программа ставила и количественные рубежи. Реальные доходы населения предполагалось увеличить втрое (в то время мы отставали по этому показателю от США в два–два с небольшим раза). Это давало возможность “обеспечить в Советском Союзе самый высокий жизненный уровень по сравнению с любой страной капитализма”.

Сейчас находятся теоретики, которые обвиняют партию в том, что выдвигая все эти цели, она отказалась от нравственных идеалов, скатилась на позиции “гуляш-коммунизма” (термин, который они сами и изобрели). Мне эти обвинения кажутся постыдными. Я уже не говорю, что именно в этой Программе был сформулирован (как бы к нему не относиться) “Моральный кодекс строителя коммунизма”. Но, даже не будь этого, ведь никогда еще, ни до 1961 года, ни после наш народ не удовлетворял полностью свою потребность в питании в соответствии с научными нормами, никогда не был обеспечен жильем, бытовой техникой и т. д. и т. п. в достаточной мере.

И главное, какой вообще может быть коммунизм без высокого уровня потребления? Можете ли вы себе представить такое сочетание: распределение по потребности при недостаточном потреблении?

Развитие социальной сферы необходимо сочеталось с укреплением обороноспособности страны.

“С точки зрения внутренних условии Советский Союз не нуждается в армии. Но поскольку остается военная опасность, исходящая от империалистического лагеря, не достигнуто полное и всеобщее разоружение, КПСС считает необходимым поддерживать оборонную мощь Советского государства, боевую готовность его Вооруженных Сил на уровне, обеспечивающем решительный и полный разгром любого врага, который осмелится посягнуть на Советскую Родину”. И все это должно было опираться на мощнейшую экономическую основу – на то, что называлось материально технической базой коммунизма. Программа намечала:

“...увеличить объем промышленной продукции ...в течение 20 лет – не менее чем в шесть раз и оставить далеко позади нынешний общий объем промышленного производства США.

Такое интенсивное развитие промышленности потребует крупных прогрессивных сдвигов в ее структуре. Особенно возрастает роль новых отраслей, обеспечивающих наибольший технический прогресс”.

Была ли реальной эта гигантская задача? Вопрос не праздный, ибо одно из главных обвинений в адрес Программы в том и состоит, что она “забегает вперед”, что она была в принципе невыполнима.

Шестикратный рост промышленности означал ежегодное повышение производства на 10,5% в течение 20 лет. Скажем прямо – такого высокого темпа на такой длинной дистанции в истории не бывало. Но история не знала ни темпов индустриализации, ни скорости послевоенного восстановления, ни, с другой стороны, темпов и объемов падения экономики в последнее десятилетие. Между тем эта величина – 10,5% – вовсе не выглядела тогда рекордной. Именно такой рост поддерживала страна на протяжении 10 лет, предшествовавших разработке Программы, то есть в 1951-1960 годах.

Значит, надо было лишь сохранить ту скорость, которая уже была достигнута. Конечно, легко сказать “лишь сохранить”, – задача ставилась неимоверной трудности. Но нет сомнения, если бы были использованы все возможности социализма, то социально экономические цели Программы были бы достигнуты.

* * * * *

Но, разумеется, переход к высшей стадии состоит не только в обеспечении высокого уровня жизни. Программа включала полный комплекс преобразований производственных отношений и основных элементов надстройки. Особое место заняла проблема эволюции социалистического государства в ходе коммунистического строительства.

Приведу наиболее перспективные и, быть может, именно поэтому вскоре наиболее забытые партийным руководством тезисы из этой сферы:

“Партия считает необходимым развивать демократические начала в управлении. Принцип выборности и подотчетности перед представительными органами и избирателями следует постепенно распространить на всех руководящих работников государственных органов.

Необходимо вести дело к тому, чтобы государственный платный аппарат сокращался, чтобы навыками управления овладевали все более широкие массы и работа в этом аппарате в перспективе перестала быть особой профессией”.

В ИТОГЕ:

“Развитие социалистической государственности постепенно приведёт к преобразованию ее в общественное коммунистическое самоуправление, в котором объединятся Советы, профессиональные, кооперативные и другие массовые организации”.

“Органы планирования и учета, руководства хозяйством и развитием культуры, являющиеся сейчас государственными, утратят политический характер и станут органами общественного самоуправления. Коммунистическое общество будет представлять собой высокоорганизованное содружество людей труда. Для полного отмирания государства необходимо создание как внутренних условий – построение развитого коммунистического общества, так и внешних условий – победа и упрочение социализма на международной арене”.

Если отвлечься от несколько избыточного пафоса этих строк, становится видной последовательность “отмирания” или, как писал Ленин, “затухания” государства. И тем не менее, именно этот раздел Программы вызывает шквал “идеологической” критики со стороны воинствующих догматиков. Особое раздражение у них вызывает отказ от идеи диктатуры пролетариата в период строительства коммунизма в пользу общенародного государства.

Как объяснить этим товарищам, что если нет пролетариата, то не может быть и его диктатуры, что об этом заявил Сталин еще в 1936 году и что с тех пор этот термин в партийных документах не применялся? Не мешало бы им, числящим себя верными сталинцами, хотя бы изредка перечитывать вождя, а еще лучше – вдумываться в его слова.

Иное дело – сегодняшний день, когда снова возникли и новый пролетариат и новая буржуазия. Вопрос о диктатуре пролетариата, ее формах и методах в современных условиях вновь встал в повестку дня. Но это уже другая тема, требующая отдельного рассмотрения.

Ну, хорошо, говорят нам, исчез пролетариат, но ведь оставался рабочий класс. Значит, надо было утверждать его диктатуру! Но я спрашиваю: диктатуру над кем или против кого? Против крестьянства, против интеллигенции? Бред!

Правда, мой знакомый, главный (без иронии) теоретик одной из компартий, утверждает, что диктатура рабочего класса была необходима для подавления преступности, теневой экономики и т.д.

Но нет смысла смешивать классовую диктатуру, то есть насилие одного класса над другим или другими, и борьбу государства (любого, между прочим) с преступностью, даже если она ведется в самых жестких формах.

И еще. Отказавшись от термина “диктатура”, партия вовсе не отодвинула пролетариат на задворки. В Программе заявлено:

“Поскольку рабочий класс – самая, передовая, организованная сила советского общества, он осуществляет свою руководящую роль и в период развернутого коммунистического строительства. Выполнение своей роли руководителя общества рабочий класс завершит с построением коммунизма, когда исчезнут классы”.

Однако самый главный и, безусловно, самый серьезный аргумент критиков Программы – историческая практика. Отказ от диктатуры рабочего класса, провозглашение вместо нее общенародного государства, говорят они, стали основной причиной поражения социализма.

Верно, ни в 60-е, ни в 70-е, ни в 80-е годы диктатуры рабочего класса у нас не было (оставлю в стороне острый вопрос, была ли она до этого). Но вот проблема: действительно ли советское государство стало общенародным? Вопрос риторический.

Власть по прежнему сохранялась в руках партийно-государственной бюрократии, которая управляла от имени народа (часто успешно), но чем дальше, тем больше отрываясь от него и оставаясь от него совершенно независимой. И не теоретические рассуждения, а сама история подтвердила: стань советское государство общенародным, люди труда смогли бы его защитить.

* * * * *

Программа строительства коммунизма осталась невыполненной. Страна отброшена на десятки лет назад, на более низкий уровень, чем был достигнут к 1961 году. И еще десятки лет будут исследоваться причины этой трагедии. Но время не ждет, оно требует ответов уже сегодня, и разные политические силы и идейные течения дают различные ответы.

Принципиальная позиция РКП КПСС состоит в следующем.

Вековая отсталость царской России, разруха после первой мировой и гражданской войны, низкий уровень грамотности, враждебное окружение делали жестко централизованную систему управления страной, при всех ее минусах, исторически неизбежной. Но единственно возможная в 30-е и 40-е годы, эффективная в 50-е, допустимая в 60-е, она, оставаясь без существенных изменений, полностью исчерпала свои возможности в 70-е годы, привела сначала к застою, а затем к поражению.

“По мере увеличения масштабов народного хозяйства, – говорится в Программе РКП КПСС, – внедрения новой техники, повышения роли науки возрастала необходимость в более гибкой системе управления экономикой, расширении прав трудовых коллективов и работников. В то же время рост культурного и профессионального уровня, их политического самосознания требовал не только расширения производственного самоуправления, но и демократизации всей общественной и политической жизни трудящихся”.

И далее: “Однако попытки необходимых преобразований, предпринятые еще в 50-е и 60-е годы руководством КПСС, были робки и непоследовательны. В их успехе не были заинтересованы властные структуры, преобладающая часть партийных и государственных руководителей всех уровней, не желающих терять свое особое положение в обществе... В результате КПСС начала утрачивать свой авторитет”. Составной частью этих “попыток преобразований” была и Программа строительства коммунизма, принятая ХХII Съездом.

Итак, мы даем ответ прямо противоположный “вечно вчерашним” псевдо-сталинистам. В руководстве партии и государства в 60-е и 70-е годы возобладали вовсе не ревизионисты и оппортунисты, а догматики и сектанты, которые и довели систему до саморазрушения. Впрочем, на идеологию им было наплевать: они преследовали свои, если не личные, то групповые корпоративные интересы. И сегодня, когда они говорят, что эта Программа забегала вперед, я отвечаю: «Нет, это вы отстали, вы задержали ее реализацию». Когда они заверяют, что отстаивали диктатуру пролетариата, я утверждаю: «Нет, вы хотели сохранить свою диктатуру, – партийно-госсударственной бюрократии!»

Но вот – ирония судьбы. В Программе есть раздел полностью действенный и в наши дни. Только сорок лет назад он был обращен к борцам за социализм в капиталистических странах, а сейчас может и должен служить руководством для советских коммунистов. Вот несколько тезисов:

«Ленинизм учит, и исторический опыт подтверждает, что господствующие классы добровольно власти не уступают. Степень ожесточенности и формы классовой борьбы в этих условиях будут зависеть не столько от пролетариата, сколько от силы сопротивления реакционных кругов воле подавляющего большинства народа, от применения насилия этими кругами на том или ином этапе борьбы за социализм...

Успех борьбы рабочего класса за победу революции будет зависеть от того, насколько он и его партия овладеют всеми формами борьбы – мирными и немирными, парламентскими и непарламентскими – и будут готовы к самой быстрой и неожиданной смене одной формы борьбы другой».

И последнее. Никто из моих товарищей не сомневается – история на нашей стороне, возрождение социализма неизбежно. И тогда многое из Программы КПСС 1961-го года снова станет руководством к действию.

Алексей ПРИГАРИН

XXII Съезд КПСС

Щёлкните здесь, чтобы вернуться к оглавлению