Среди обширной уже литературы, посвящённой теме крушения СССР и других восточно-европейских социалистических стран своё место заняла книга Роджера Кирана и Томаса Кенни "Преданный социализм. Внутренние общественно-экономические факторы разрушения советской системы". Перевод книги с английского языка на русский был осуществлён Б. Дончевой и И. Ивановым (2). Этот же перевод в сокращении положен в основу книги, изданной под названием "Продавшие социализм" (Роджер Киран и Томас Кенни. Продавшие социализм. Теневая экономика в СССР. М; Алгоритм, 2009, 304 с., Советский проект). Но поскольку в мою задачу входило рецензирование суждений только авторов книги, то я был вынужден давать ссылки на текст первоисточника, сопровождая их собственным переводом.

Я предлагаю читателю без предубеждения отнестись к этой книге. От поверхностных суждений, сплошь и рядом встречающихся в работах на тему крушения Советского Союза у других авторов, она отличается не только богатым фактическим материалом, но и глубоким проникновением в сущность явлений, приведших к распаду СССР и реставрации капитализма в образовавшихся самостоятельных государствах.

Первый из авторов Роджер Киран - историк, университетский профессор в Нью-Йорке. Второй автор Томас Кенни - экономист трудовых отношений, автор книги "Коммунистическая партия и профессиональные союзы рабочих автомобильной промышленности". Предмет, проблемы, затронутые в работе, находились вне привычных областей изучения обоих авторов. Тем более заслуживает уважения тот факт, что, взявшись за разработку сложнейшей темы, Кирэн и Кенни шли во многом непроторенными тропами и в конце пути дали удовлетворительную интерпретацию событий и в целом заслуживающие доверия выводы.

Читатель этой книги легко заметит, что всё произошедшее в СССР и других восточноевропейских социалистических странах глубокой болью отозвалось в сердцах авторов - друзей Советского Союза. Им дорого всё, что связано с достижениями СССР на пути социализма. Эта глубокая симпатия к стране Советов не мешает, однако, Кирану и Кенни относиться к фактам и явлениям с той непредвзятостью, которая отличает серьёзных исследователей общественных явлений, прежде всего, тех из них, кто сознательно применяет марксистскую методологию. Это необходимо особо отметить, так как приходится встречаться с работами исследователей-обществоведов, считающих себя марксистами, ревизующих исторический материализм, выступающих фактически с идеалистических позиций. Тем не менее, следует сказать, что в ряде случаев авторы как будто колеблются решительно проводить методологию марксизма. По ходу обсуждения я буду обращать на это внимание.

Читатель, взявший экземпляр книги Кирэна и Кенни, невольно задержит своё внимание на её названии. Оно не случайно, оно - итог кропотливой исследовательской работы над причинами крушения СССР. Этот итог вкратце выглядит следующим образом:
"What caused the Soviet collapse? Our thesis is that the economic problems, external pressure, and political and ideological stagnation challenging the Soviet Union in the early 1980s, alone or together, did not produce the Soviet collapse. Instead, it was triggered by the specific reform policies Gorbachev and his allies"(3).
"Что явилось причиной советского краха? Наш тезис состоит в том, что ни экономические затруднения, ни натиск извне, ни сложившиеся к началу 80-х годов внутренние и идеологические проблемы, взятые вместе или в отдельности, не могли привести к подобной развязке. Они стали возможны вследствие специфического политического курса реформ Горбачёва и его окружения", (здесь и далее перевод автора статьи).

Как видим, ответственность за реставрацию капитализма на территории СССР Киран и Кенни возлагают на предательский курс руководства КПСС во главе с М. Горбачёвым. Аргументация авторов книги в защиту этого вывода я рассмотрю позднее. При этом они безоговорочно признают, что в Советский Союз вплоть до "перестройки" Горбачёва и его окружения оставался социалистической страной. Именно социалистической страной! Это нелишне подчеркнуть, ибо среди так называемых "левых" приверженцев СССР и социализма широкое распространение получил взгляд, что Советский Союз был страной государственного капитализма и рабочей бюрократии. Подобная позиция, отражена, например, в публикации А. Колганова (4).

Проникновенно звучат слова Кирэна и Кенни во введении книги о Советском Союзе:
"... it embodied the essence of socialism as defined by Marx - a society that had overthrown bourgeois property, the "free market", and the capitalist state and replaced them with collective property, central planning and a workers' state. Moreover, it achieved an unprecedented level of equality, security, health care, housing, education, employment, and culture for all of its citizens, in particular working people of factory and farm" (5).
("... он воплощал сущность социализма, установленную Марксом - общество, в котором уничтожены буржуазная собственность, "свободный рынок" и капиталистическое государство с заменой их общественной собственностью, централизованным планированием и государством рабочих. Более того, он достиг беспрецедентного уровня равенства, безопасности, здравоохранения, обеспечения жильём, образования, занятости и культуры для всех его граждан, в особенности трудящихся промышленных и сельскохозяйственных предприятий...", (5).

При этом авторы книги не закрывают глаза на существование в относительно небольших объёмах частнособственнической производственной деятельности в СССР до начал горбачёвской "перестройки". Таким образом, они фактически признают, что социально-экономические отношения в Советском Союзе содержали элементы переходного периода от капитализма к социализму.

От себя скажу, что применительно к решению задачи выяснения причины буржуазной контрреволюции в СССР уместно характеризовать Советский Союз как страну с ранним социализмом. Хотя основы социализма в СССР были заложены в середине 1930-х годов, целый ряд причин, здесь не рассматриваемых, не позволили стране осуществить переход к зрелому (развитому) социализму. Тем не менее, анализ системы общественно-экономических отношений, выполненный ещё в начале 1950-х годов Р. Косолаповым (6) показал, что к тому времени СССР добился впечатляющего прогресса на пути устранения товарного производства и обмена, преодоления классовых различий. И Косолапов констатирует:
"Данная модель (социализма в Советском Союзе с устранённым товарным производством - примеч. авт. ) реально складывалась в 50-х годах, но ей не дали развернуться и не последовали" (7).

Попытка игнорировать фундаментальное воззрение основоположников научного коммунизма К. Маркса и Ф. Энгельса, а также В. И. Ленина об упразднении товарно-денежных отношений при зрелом социализме, защита идеи совместимости социализма с рынком - научно несостоятельны. Характерна в этом отношении позиция Мечислава Раковского, считающего устаревшими "ряд утверждений Маркса и Энгельса" в части упразднения товарных отношений при социализме (8).

Некорректно также отрицать социалистический характер общественного строя Советского Союза, начиная с XX съезда КПСС в 1956 году, как это делает, например, Мони Гуха (Moni Guha) (9). Определять общественно-экономический строй в СССР, преимущественно, на основе подчёркивания (констатации) ревизионистского курса КПСС после смерти И. Сталина, гипертрофировать последствия экономической реформы 1965 года, трактуя их как оформление "рыночного социализма", - это поверхностный взгляд, который может порадовать только тех так называемых "левых", которые отрицают реальный социализм. Ведь для общественного строя Советского Союза вплоть до второй половины 1980-х годов по-прежнему были характерны общественная (государственная) собственность на средства производства и обмена, централизованное планирование, политическая власть рабочего класса.

Реформы, инициированные руководством КПСС во главе с её Генеральным секретарём М. Горбачёвым, безусловно, внесли весомый вклад в победу буржуазной контрреволюции. Но они, как убедительно показано Кираном и Кенни, не родились неожиданно, а явились результатом постепенного сползания КПСС как партии, выражающей коренные интересы рабочего класса, на социал-демократические мелкобуржуазные позиции.
"Каждый этап развития, даже когда дело идёт о таких катастрофических этапах, как революция и контрреволюция, вытекает их предшествующего этапа, имеет в нём свои корни и перенимает известные его черты" (10).
С этой точки зрения, безусловно оправданным выглядит рассмотрение социально-экономического развития СССР под углом зрения борьбы двух противостоящих тенденций: пролетарской (социалистической) и мелкобуржуазной.
"... the correctness or appropriateness of a policy had to do with whether it best represented the immediate and long-term interests of socialism under existing conditions" (11)
"... решение вопроса о том, в какой мере выбор данного политического курса является верным, зависит, прежде всего, от степени, в которой он отражает и отстаивает интересы социалистического развития как в данный период, так и в более отдалённой перспективе".

Обобщая особенности общественного развития в Советском Союзе в начальный период строительства социализма, Киран и Кенни отмечают:
"In the 1920s, both tendencies ostensibly favored building socialism. The working class tendency, however, favored policies that strengthened the working class by rapidly building up industry and weakened the property - owning classes by collectivizing agriculture, and policies that strengthened the role of the Communist Party particularly in centralized economic planning. The petty bourgeois tendency favored building socialism slowly by maintaining or incorporating aspects of capitalism, for example maintaining private property, competitive markets, and profit incentives", ( 12 ).
"В 20-е годы обе тенденции явно благоприятствовали построению социализма. Тем не менее, пролетарская тенденция способствовала политическому курсу, усиливавшему позиции рабочего класса путём ускоренного создания промышленности и ослабляя мелкобуржуазные классы проведением коллективизации в сельском хозяйстве. Этот политический курс усиливал позиции Коммунистической партии, в частности в сфере централизованного экономического планирования. Мелкобуржуазная тенденция в процессе строительства социализма находила выражение преимущественно в стремлении всячески сбавить темпы социалистических преобразований, сохраняя, а по возможности, соединяя в одно целое подходы и взгляды на управление и хозяйствование, унаследованные от капитализма, например, сохранение частной собственности, конкуренцию рынков и побуждение к прибыли".

Кирэн и Кенни отводят Ленину выдающуюся роль в разработке этой политики, включая НЭП. Этот курс, продолженный в 1930-1940-е годы до 1953 года (года смерти И. Сталина), несмотря на огромные потери в Великой Отечественной войне, обеспечил переход к социализму, превратил некогда отсталую страну в могучую социалистическую державу, способствовал развёртыванию мирового революционного процесса, образованию социалистического лагеря. Как подчёркивает Кирэн и Кенни:
"The widespread acceptance of Stalin's approach to building socialism resulted mainly from its obvious success in bringing the Soviet Union within a short period out of semi-feudal backwardness into the front ranks of the industrialized nations", (13).
"Широко распространённое одобрение сталинского подхода к строительству социализма есть прежде всего результат его очевидного успеха в превращении за короткий срок Советского Союза из полуфеодальной отсталой страны в передовой ряд промышленных наций".

Высоко оценивая личную роль Сталина в этих поистине грандиозных свершениях, авторы книги не склонны закрывать глаза на неоправданную гибель тысяч советских людей в ходе репрессий 1936-1938 г.г.

Особое внимание Киран и Кенни уделили противоречивым процессам, происходившим в КПСС и советском обществе, начиная с XX съезда КПСС, в период руководства партией и государством Н. Хрущёва. Вот как характеризуется политический курс КПСС этого времени:
"The policy that most endeared Khrushchev to intellectuals and would serve as the precursor of Gorbachev's glasnost was the relaxation of censorship. Though the Khrushchev "thaw" was inconsistent and episodic, it did lead for a time to a greater openness toward modern art and films, poetry, and novels critical of the Soviet past... This openness brought an inevitable underside in the spread of bourgeois economic ideas to Soviet academic circles...
On many other matters including his views on international relations, the party, the state, and communism, Khrushchev advanced ideas that caused controversy at the time and since among Communists inside and outside of the Soviet Union. It is beyond the scope of the present work to judge whether these ideas were creative applications of Marxism-Leninism to new circumstances or erroneous revisions of basic principles. What was clear, however, was that Khrushchev's ideas on these matters consistently leaned toward social democracy, sowed the seeds of later problems, and created a precedent for Gorbachev's even more extreme views and policies", (14).
"Политика, в наибольшей степени внушившая любовь интеллигенции к Хрущёву и послужившая предтечей горбачёвской гласности, состояла в ослаблении цензуры. Хотя хрущёвская "оттепель" была непоследовательной и эпизодической, она положила начало большей открытости по отношению к новому искусству и кино, поэзии и романам, критикующим советское прошлое... Эта открытость принесла неизбежный побочный результат в распространении буржуазных экономических идей в советских академических кругах...
По многим другим вопросам, включая его взгляды на международные отношения, партию, государство и коммунизм, Хрущёв выдвигал идеи, которые вызывали полемику в то время и с той поры среди коммунистов внутри и за пределами Советского Союза. В рамки настоящей работы не входило рассмотрение, в какой мере эти идеи были творческим применением марксизма-ленинизма к новым условиям или были ошибочной ревизией основных принципов. Бесспорно, однако, что идеи Хрущёва по этим вопросам склонялись к социал-демократии, приводили к появлению новых проблем и, в конечном счёте, создали прецедент для ещё более крайних взглядов и политического курса Горбачёва".

Приводя это пространное суждение авторов книги о Хрущёве, как предтече последующих руководителей КПСС и Cоветского государства, считаю излишним подробно комментировать соответствующие оценки Л. Брежнева, Ю. Черненко. Проводимый под их руководством политический курс характеризовался накоплением нерешённых проблем во внутренней и внешней политике, ослаблял позиции КПСС и социализма в обществе, способствовал утрате доверия к социализму рабочего класса, всех трудящихся.

Киран и Кенни полагают:
"The Soviet Union had excellent chances to tackle these problems after the death of Brezhnev, when Yuri Andropov became the General Secretary of the CPSU", (15).
"СССР получил прекрасный шанс взяться за разрешение этих проблем после смерти Брежнева, когда Юрий Андропов стал Генеральным секретарём ЦК КПСС".

С такой оценкой трудно согласиться. Сомнительно, чтобы отдельная личность, возглавив КПСС и Советское государство, могла изменить обусловленный объективными и субъективными причинами ход событий. Даже если бы деятельность Ю. Андропова не оборвалась через 15 месяцев. Недаром после кончины Андропова продолжался всё тот же гибельный для КПСС и страны ревизионистский политический курс. И Киран с Кенни вынуждены констатировать:
"... most of the problems of the economy, Party, and foreign relation that had worsened under Brezhnev remained", (16).
"... большая часть проблем экономики, партии и международных отношений, обострившихся в последние годы руководства Брежнева, так и остались нерешёнными".

Одним из важнейших вопросов, ставших перед теорией и практикой КПСС, было отношение ко второй, или теневой, экономике. Эта экономическая частнособственническая деятельность получила импульс для своего развития в результате мер, предпринятых в период руководства Хрущёва, но особенно после введения так называемой хозяйственной реформы Косыгина 1965 года. Вопросы формирования "теневой" экономики и её влияния на общественное развитие страны обстоятельно рассмотрены в 3-ей главе книги. Опираясь на богатый фактический материал результаты исследований, выполненных Грегори Гроссманом, Владимиром Тремлем, Михаилом Алексеевым, Татьяной Корягиной, также другими обществоведами, Киран и Кенни делают вывод о губительном характере этой экономической деятельности для судеб социалистического государства:
"The second economy had profound and widespread negative effects on Soviet socialism. It created, or re-created, private sources of income and systems of distribution and production. It led to widespread corruption and criminality. It spawned ideas and sentiments to justify private enterprise. It became a source of funds for critics and opponents of system. It provided a material basis for social democratic ideas", (17).
"Вторая экономика оказала глубокое и повсеместное отрицательное влияние на советский социализм. Она создавала и возобновляла частнособственнические источники прибыли и системы распределения и производства. Она вела к повсеместному распространению коррупции и преступности. Она порождала идеи и чувства, оправдывающие частную инициативу. Она стала источником средств для критиков и противников системы. Она обеспечивала материальную основу для социал-демократических идей".

Лакеи и прихвостни буржуазии с торжеством объявили, что крушение СССР и поражение социализма в нём были неизбежны из-за присущих социализму как общественному строю органических пороков. Киран и Кенни самым убедительным образом опровергают этот миф. Они пишут:
"Though Gorbachev's revisionism had a long gestation in CPSU politics and in Soviet society, the Soviet collapse was not foreordained", (19).
"Несмотря на то, что условия, способствующие порождению ревизионизма Горбачёва, прошли довольно длительный и благоприятный "инкубационный период" в недрах советского общества и политики КПСС, развал СССР не был фатально предопределённым".
И продолжают:
"Contrary to an idea widely propagated in the early 1990s by anti-Communists, the collapse of the Soviet Union showed most conclusively not (выделено авторами книги) that socialism based on a vanguard party, state and collective ownership of property and a central plan was doomed but that trying to improve a existing socialist society by following a social reformist Third Way was catastrophic", (20).
"В противоположность идее, широко пропагандировавшейся антикоммунистами в начале 1990-х годов, разрушение Советского Союза в конечном счёте, показало не то, что социализм с авангардной партией, государственной и общественной собственностью и централизованным планированием обречены на провал, но что попытка улучшить существующие социалистическое общество, следуя социал-реформистским "третьим путём", была катастрофической".

Но, совершенно правильно сделав вывод, что победа буржуазной контрреволюции явилась следствием победы откровенно ревизионистского правооппортунистического курса социал-демократического руководства КПСС, авторы книги не решаются сказать, что она стала неотвратимой (неизбежной) в результате прямой измены КПСС как правящей партии, должной осуществлять на практике меры диктатуры пролетариата. Подробно проследив капитулянтский, прокапиталистический курс руководства КПСС во главе с Горбачёвым, авторы книги, на мой взгляд, не уделили должного внимания изменениям в соотношении классовых сил в стране в 1980-е годы вплоть до 1991 года. А ведь это очень важно, если исследователь придерживается методологии марксизма-ленинизма.
"... диалектический материализм никаких стран ни к чему не приговаривает, ... он не указывает пути, общего и "обязательного" для всех народов во всякое время; ... дальнейшее развитие всякого данного общества всегда зависит от соотношения общественных сил внутри его и... поэтому всякому серьёзному человеку надо, не гадая и не ноя по поводу какой-то фантастической "обязательности", изучить прежде всего это соотношение, только такое изучение и может показать, что обязательно и что "необязательно" для данного общества", (21).

Контрреволюционный переворот в августе 1991 года был обусловлен значительным перевесом классового противника пролетариата в решающих сферах именно из-за измены КПСС своему классу, ярчайшим проявлением которой стали решения XIX Всесоюзной конференции КПСС 1988 года и XXVIII Съезда КПСС 1990 года, открывших шлагбаум капиталистической реставрации. Эта измена захватила не только руководящий состав КПСС, но и преобладающую часть всей 19-миллионной КПСС. Ричард Косолапов свидетельствует:
"Я слушал доклад (Горбачёва на XIX Всесоюзной конференции КПСС - прим. авт.) в трансляции и был поражён тем, насколько рабски, без живой реакции проглотил 5-тысячный съезд этот смертный приговор власти трудящихся", (22).

Поэтому и не нашлось в КПСС здоровых организованных групп и руководителей, что процесс перерождения ревизионистской КПСС перешёл в фазу измены. Процесс, если он существует, дойдёт до своего конца. Стрела, выпущенная из лука, будет лететь, пока не упадёт. Измена КПСС была итогом многолетнего преобладания ревизионизма в ней. Одним из важнейших уроков большевизма, который был предан забвению ревизионистской КПСС, было постоянное изучение общественных настроений, учёт соотношения классовых сил, умение завоёвывать доверие своего класса. И потому в тяжелейших условиях разрухи в Советской республике, вызванной империалистической интервенцией и гражданской войной, В. И. Ленин прозорливо утверждал:
"Нет класса, который может нас скинуть: за нас большинство пролетариев и бедноты деревни. Никто не может нас погубить, кроме наших собственных ошибок", (23).

Приведу несколько цифр, позволяющих представить расстановку классовых сил в стране в конце 1980-х - начале 1990-х годов.
1. На выборах Президента РСФСР 12.06.1991 г. за кандидатов А. Макашова и А. Сергеева, отстаивавших интересы рабочего класса, было подано всего 3,74 % голосов избирателей. В то время как ставленник буржуазной контрреволюции Б. Ельцин с А. Руцким набрали 57, 3 % голосов.
2. Выборы руководства Москвы и Ленинграда принесли победу приверженцам капитализма Г. Попову и А. Собчаку.
3. Большинство населения героического Ленинграда, колыбели Великого Октября, на референдуме проголосовало за переименование города в Санкт-Петербург.
4. Итоги референдума 17.03.1991 г. за сохранение Союзного государства (76 % голосовали "за") нельзя трактовать как убедительную победу сторонников сохранения СССР как единого социалистического государства. Формулировка вопроса, вынесенного на референдум, позволяла трактовать его произвольно.

Деятельность силовых ведомств страны по защите социалистического строя к этому времени была парализована. Неудивительно, что в сложившихся условиях действия ГКЧП, предпринятые в августе 1991 года, без опоры на организованные массы трудящихся, стали актом отчаяния и лишь ускорили неизбежную развязку. Победа контрреволюции оказалась неотвратимой (неизбежной). Не все приверженцы социализма в СССР видят основную причину реставрации капитализма в СССР в измене КПСС. Попытку иного объяснения предпринял А. Пригарин. Судите сами:
"Именно противоречия, пронизывающие всю политическую систему как таковую, её отчасти "буржуазный" характер и создали (в СССР) объективную возможность реставрации капитализма. Но именно возможность, а не необходимость. Чтобы эта возможность превратилась в реальную угрозу, а затем осуществлялась на практике, потребовалось воздействие уже других факторов как внутренних (в основном), так и внешних, как объективных (относительно), так и субъективных, вплоть до чисто личностных", (24).

Кто же конкретно своими действиями создал угрозу реставрации капитализма, не дал отпор рвавшейся к власти буржуазии? Пригарин на этот счёт хранит молчание. Как ни странно, но мы имеем здесь дело всё с той же теорией факторов, которая при всей своей внешней привлекательности, не может быть пригодна для научного анализа.

Киран и Кенни в целом верно оценивают реставрацию капитализма в СССР как результат ревизионистского курса КПСС. Тем не менее, по ходу изложения они как будто делают уступку обывательскому способу мышления, выдвигая личность Горбачёва чуть ли не в качестве движущей силы контрреволюционного процесса. Горбачёв, конечно, обладал известными способностями, позволившими ему стать Генеральным секретарём ЦК КПСС. Но стал он им в ряду посредственных ревизионистских членов ЦК. Личность Горбачёва, ставшего на путь слома социализма в СССР, в чем-то сродни Герострату, сжёгшим храм Артемиды Эфесской. "Значимость" Горбачёва связана, единственно, с тем, что он занимал пост руководителя великой социалистической державы, стоявшей во главе сил мира, прогресса, социализма.